Неточные совпадения
В такие дни нельзя
стрелять:
птица, выпорхнув у вас из-под ног, тотчас же исчезает
в беловатой мгле неподвижного тумана.
Во-вторых,
в охотах, о которых я сейчас говорил, охотник не главное действующее лицо, успех зависит от резвости и жадности собак или хищных
птиц;
в ружейной охоте успех зависит от искусства и неутомимости стрелка, а всякий знает, как приятно быть обязанным самому себе, как это увеличивает удовольствие охоты; без уменья
стрелять — и с хорошим ружьем ничего не убьешь; даже сказать, что чем лучше, кучнее бьет ружье, тем хуже, тем больше будет промахов.
В кустах и около кустов
стрелять коростеля труднее: он сейчас завернет за куст, сквозь который, когда он одет зелеными листьями,
птицы не видно и убить ее не возможно.
Но
в одиночку, даже
в паре, дрофы несколько смирнее; иногда может удасться подъехать к ним
в меру выстрела крупною гусиною дробью или безымянкой: последняя благонадежнее потому, что
стрелять приходится не близко, и потому, что эта
птица к ружью очень крепка.
Для охотников, стреляющих влет мелкую, преимущественно болотную
птицу, не нужно ружье, которое бы било дальше пятидесяти или, много, пятидесяти пяти шагов: это самая дальняя мера; по большей части
в болоте приходится
стрелять гораздо ближе; еще менее нужно, чтоб ружье било слишком кучно, что, впрочем, всегда соединяется с далекобойностью; ружье, несущее дробь кучею, даже невыгодно для мелкой дичи; из него гораздо скорее дашь промах, а если возьмешь очень верно на близком расстоянии, то непременно разорвешь
птицу: надобно только, чтоб ружье ровно и не слишком широко рассевало во все стороны мелкую дробь, обыкновенно употребляемую
в охоте такого рода, и чтоб заряд ложился, как говорится, решетом.
8) Всего труднее
стрелять птицу, летящую прямо и низко на охотника, потому что необходимо совершенно закрыть ее дулом ружья и спускать курок
в самое мгновение этого закрытия. Если местность позволяет, лучше пропустить
птицу и ударить ее вдогонку.
6)
Птицу, летящую прямо от охотника довольно низко, надобно
стрелять в шею так, чтобы дуло ружья закрывало все остальное ее тело.
Это уж не то, что
в поле или голом болоте, где выпускать
в меру, тянуть и прицеливаться
в птицу на просторе: вальдшнепа, мелькающего
в лесу, надобно так же быстро
стрелять, как ныряющего на воде гоголя.
Чибисы, или пигалицы, очень горячо привязаны к своим детям и не уступают
в этом качестве и болотным куликам: так же бросаются навстречу опасности, так же отгоняют всякую недобрую
птицу и так же смело вьются над охотником и собакою, но гибнут менее, чем другие кулики, потому что охотники мало их
стреляют.
Отец мой отшучивался, признаваясь, что он точно мелкую
птицу не мастер
стрелять — не привык, и что Петр Иваныч, конечно, убил пары четыре бекасов, но зато много посеял
в болотах дроби, которая на будущий год уродится…
Проезжая из Бугульмы
в Казань, на одной станции знакомый мне ямщик, татарин, попросил у меня на несколько зарядов пороху и крупной дроби; я охотно дал ему и того и другого, но спросил, какую
птицу он
стреляет.
«Ну, я вернулся, — сказал я, — теперь уходи ты!» Он схватил ружье, выстрелил, но оно было заряжено на
птицу дробью, а
стрелял он мне
в ноги.
На Чусовой эту красивую
птицу почти совсем не
стреляют, и мне случалось видеть лебединые стаи штук
в пятьдесят, притом
в двух шагах от селенья.
Через час мы возвращались домой. Талимон, который
стрелял два раза — один раз передо мною, а другой во время второго тока — убил двух тетеревов, я одного, а сотский возвращался с пустыми руками и потому заметно дулся и не хотел глядеть на дичь. Талимон из крыльев каждой
птицы выдернул по два пера, просунул их толстыми концами
в носовые отверстия тетеревов, тонкие концы связал и нес таким образом дичь, как бы на петлях.
В это время капитан корабля, отец мальчика, вышел из каюты. Он нес ружье, чтобы
стрелять чаек [Морские
птицы. (Примеч. Л. Н. Толстого.)]. Он увидал сына на мачте, и тотчас же прицелился
в сына и закричал: «
В воду! прыгай сейчас
в воду! застрелю!» Мальчик шатался, но не понимал. «Прыгай или застрелю!.. Раз, два…» и как только отец крикнул: «три» — мальчик размахнулся головой вниз и прыгнул.
В Сибири никаких охотничьих законов не знают и
стреляют птиц в продолжение всего года.
—
Птица,
птица! только не тебе
стрелять ее, молокосос! — сердито проворчал мишурный генерал и обратился с важным поклоном к Ильзе, которая, не говоря ни слова, сделала ему глубокий книксен, длинными руками схватила его
в охапку, посадила бережно на тележку и мигом вспрыгнула на седло.
Там не знали счета домашней
птице, которая настолько дичала, что не давалась
в руки, и для того чтобы иметь курицу на обед,
в нее нужно было
стрелять из ружья.